Открытки от одиночества - Максим Мейстер

Я и в самом деле был там всего один или два раза. Ничего не имею против, но мне кажется лицемерием не верить в Бога и при этом ходить в храм, как на какое-то развлекательное мероприятие. Конечно, я не осуждаю ни родителей, ни моих Стариков, ни кого. Но сам… Может, зря, конечно. Но после той беседы с Дасом…

Нашего друида звали Дас. Был он по меркам служителей Древа совсем молод. По слухам, ему и сотни лет не исполнилось. Но при этом не по годам вдумчивый и мудрый, так что даже двухсотлетние старики приходили и не стеснялись просить совета. Смотрели снизу вверх что называется.

Я тогда только обжился на острове, вовсю изучал резьбу по дереву со Стариком, а внутри искал смысл жизни, размышлял об этом мире. Все как водится у молодых. Вот и пришел однажды к Дасу поговорить. С вызовом, с собственным мнением.

Прихожане разошлись, а мы остались у ритуального озера. До Древа — несколько метров. В его тени весь мой гонор куда-то пропал. Мне хотелось поговорить о Гимне Слияния. Эта мантра звучала, когда мужчина и женщина вместе пили сок Священного Древа, чтобы стать Одним Существом.

Ну и так далее. Конечно, Гимн не полагалось даже слушать до обряда, но мало кто из интересующихся традициями и религией, не знал его наизусть.

Дас встретил меня благожелательно. Мы устроились на камнях у озера и долго смотрели на воду. Как и все друиды, Дас выглядел заторможенным, несколько улетевшим и не от мира сего. Конечно, если пить сок Древа в одиночку…

Священный сок, говоря словами ученых, очень ядовит. Если его выпить одному, то матрицу разрывает, а тело, оставшееся без внутренней основы, через какое-то время просто погибает. Другое дело, когда два человека, держась за руки и душевно готовые, пили сок одновременно. Тогда-то и происходило слияние матриц, и два человека становились будто один.

Друиды пили сок в одиночку. То ли надо было родиться таким, то ли в школах друидов как-то сок дозировали, вводя постепенно. Так или иначе, «взрослый» монах-друид уже не мог без сока и употреблял его постоянно.

Мы довольно мирно побеседовали. Атмосфера храма и сам Дас подействовали. Моя агрессивность и желание спорить куда-то подевались. Но тему, которая меня интересовала, все же затронул. До сих пор помню этот разговор почти дословно.

— Почему вы остаетесь монахами? Нигде в заповедях такого условия нет, но все друиды почему-то монахи. Почему? И зачем тогда всех призывать жениться, рассказывать сказки, что не женатые и не слившиеся по обряду пары не вернутся к Богу после смерти? Зачем все это говорить, если сами… Если никто из друидов не женится сам?!

— Мы не хотим этого мира, не хотим отдавать свою матрицу кому бы то ни было, кроме Него. — Дас ответил спокойно, словно к нему каждый день приходили с подобными вопросами. — Мы словно женщины с матрицей размером в точку, желающие слиться с мужчиной, чья матрица покрывает всю вселенную. Мы прекрасно знаем, что матрицы с такой разницей — несовместимы. А если попробовать совместить, то наша — порвется. Да, знаем… Но при чем здесь знание, если есть любовь? Вся жизнь друида — это расширение матрицы, стремление к бесконечности ради веры, надежды, мечты… Да, мечты выйти замуж за Него, стать единым с Ним.

— Но если в гимне слияния говорится, что Он стал мужчиной и женщиной, то есть богом и богиней в уменьшенном масштабе, то разве слияние мужчины и женщины — это не есть то самое, ради чего Бог разделился на нас?

— Да, конечно. Для обычных людей — это самый правильный и надежный путь. Но путь друида — другой. Зачем тебе знать об этом, если ты не собираешься вступить на него?..

После этого разговора я ушел. Встревоженный, выведенный из равновесия и полный сомнений, которые, как мне казалось, я рассеял еще в детстве.

С тех пор я ни разу не был в храме. Не знаю почему… Хотя, конечно же, знаю. Просто надо быть честным перед самим собой: если бы я хоть немного верил в Бога, то стал бы друидом.

Дас не прав был, говоря: «Зачем тебе все это, если ты не хочешь нашего пути?» Я — хочу. Я не люблю женщин. Нет, никогда в этом не признаюсь словами, но где-то глубоко внутри… Может быть, это передалось от отца, что считает всех женщин неразумными животными, которые прикидываются человеком, но на самом деле просто паразиты другого вида, использующие людей-мужчин для размножения. А может, не в отце дело, и я сам такой ущербный… Да, если бы я хоть немного верил в то, что наша древняя религия не обман для облегчения страданий жизни, а истина… Что есть Бог, к которому мы все вернемся. Есть Бог, частью которого мы все являемся… Тогда не надо мне жен, не надо никаких слияний. Никакой семьи и тем более почти-жен. Я бы просто жил в таком вот храме-дереве и думал только о Нем. И ждал того чудесного мгновения, когда вся эта суета сует, вся эта безумная чехарда и метлешение бренного существования сольются в один застывший кадр-фотографию, выданный принтером жизни… Может быть, даже симпатичный кадр… А я наконец стану тем, кем и являлся всегда — скучающим Богом, который когда-то разделился на мужчин и женщин просто по приколу и от невыносимой тоски Вечного Одиночества…

Я догнал Кану и мы пошли рядом.

— На тебе лица нет, тоже волнуешься? — спросила она.

— Давно в храме не был…

— Может, зря мы?.. — Она жалобно посмотрела на меня и остановилась. Я тоже замер и обернулся.

— Что зря?..

— Какой смысл? Внутри надежда какая-то, тревога, все так поет и одновременно тоска… Как первый полет. Даже хуже. Страшно до спазмов в животе и желанно до восторгов в душе. Но ведь прекрасно оба знаем, чем все кончится. Какой смысл в этой надежде, которая неизбежно закончится разочарованием?

— Лучше так, чем потом всю жизнь думать: «А вдруг?..»

— Тебе-то что! Ты потом женишься и все, что было раньше, забудешь. А мне всю жизнь…

— А ты говоришь, «зачем»?! Вот ради этого и идем: лучше убедиться и потом вместе рассеять тоску несбывшейся надежды, чем всю жизнь иногда тосковать от навязчивой мысли: «А вдруг в лаборатории ошиблись?..»

— Думаешь?..

— Пошли. — Я взял Кану за руку, и мы зашагали по тропинке сквозь джунгли.

— Хорошо, уговорил. Только пообещай сразу после храма позвонить своей Лате.

— Зачем?

— Пообещай.

— Ладно. — Я пожал плечами. — Как скажешь.

Мыслями я был настолько далеко, что даже не совсем понял, о чем меня попросили. Мы подходили к древнему храму-дереву, я уже чувствовал запах его листьев, запах сока. Запах другой реальности, пропуска в которую, — веры, — у меня не было…

Дорожка снова стала шире. Мы вышли из зарослей и оказались перед невысоким холмом. Не останавливаясь пошли вверх. С этой стороны посетители поднимались редко, тропинка едва выделялась на фоне выжженной солнцем травы.